проходи туфли в тот угол снимай шаль тут тепло голодна? вот кухня еда проста ты привыкнешь не кажи на корону я её вижу в ней нет смысла вот тапочки умеешь чистить чешую? отлично а то всем надоело мы тут живём большой семьёй не смотри так на меня ты не первая принцесса ушедшая к дракону

Ронни

Ронни ненавидел утро, с его шорохами из-за тонких стен. Наверху стонали, предаваясь утехам прямо в восемь, молодожёны, а соседи по лестничной клетке делали ремонт, не обращая внимания ни на время суток, ни на день недели. Ронни из-за них всегда вставал рано. Надевал протёртые тапочки с лисами, сквозь дыру на левом из них ощущал холод пола и шлёпал варить любимый кофе. Кофе, похоже — всё, что осталось любимого в жизни Ронни. — Бесстыдники, — привычно злобно буркнул он, адресуя это молодым сверху. Как всегда, посетила мысль зайти в разгар процесса и отчитать хорошенько, но всё же Ронни был не настолько дрянным человеком. Кофе по семейному рецепту варился долго, но того стоил. Стоя перед плитой, Ронни потирал больную спину, но не смел присесть. Кофе требовал предельного внимания. Рядом с туркой стояли точнейшие часы. — Какая гадость, — от души сказал Ронни, прихлёбывая свой необходимый кофе. Квартира требовала тщательной уборки и, несмотря на ломоту костей, Ронни взял ветхую тряпку и принялся за дело. Квартира должна быть чистой. А за стеной второй сосед проснулся и о чём-то ругался с женой. Кажется, на этот раз о деньгах. Или он и вчера ругался о деньгах? Наверху затихло; сосед с деньгами убрался на работу. Его жена будет варить суп, она всегда его варит по понедельникам. Будут греметь кастрюли. Ронни, пыхтя, оттер все шкафы и целый полк статуэток, заново расстелил салфеточки и всё, что оставила в виде уюта после себя его покойная жена. Остался лишь пол. Под звон кастрюль Ронни намотал тряпку на швабру и прошёлся по гостиной. Слава богу, ковёр выкинут год назад. Убирать его было труднее. Наверху опять раздались звуки — молодожёны сели смотреть кино. И откуда у них свободное время в понедельник? Ронни домыл гостиную и двинулся на кухню. Чистота была ему необходима. *** К вечеру Ронни собирался в магазин. Взял холщовую сумку с пришитой ручкой и ключи. Магазин был всего лишь на первом этаже его дома, но лифт давно не работал, и поход с седьмого этажа и обратно представлял собой то ещё приключение. Спускаться было проще, чем подниматься. Преодолев все пролёты, Ронни достал нужный ключ. Магазин стоило закрывать, даже если туда никто не ходил. Замок открылся не с первого раза. Заржавел и скоро развалится. Нехорошо. Толкнув дверь, петли которой давно никто не мазал маслом, Ронни зашёл и цокнул языком: забыл принести фонарь. Опять. Или у него и не было фонаря? На ощупь он пробрался в помещение и нашарил батарейки. В темноте не проверить срок годности, и Ронни и по этому поводу цокнул языком. Но нового завоза давно не было, и скорее всего срок такой же, как был месяц назад. Ронни положил три пачки батареек в сумку, тщательно запер магазин и пошёл обратно. Впереди восхождение на седьмой этаж — не шутки, между прочим. Он останавливался на каждом пролёте, а уже на третьем присел отдохнуть. Следующий отдых он себе позволил на пятом — мысль о том, что остался только один пролёт, была достаточно сладкой, чтоб её растянуть. Но наконец он дошёл до седьмого этажа и нашарил в связке другой ключ. Этим ключом, как две капли воды похожим на ключ от его собственной квартиры, Ронни открыл замок соседней двери и зашёл. В коридоре было темно и пахло затхлостью — лишь из гостиной доносились голоса. — Я вот думаю, обои нам лучше сделать сиреневые или лиловые? — Выбери жёлтые. Ронни зашёл в гостиную и выключил запись. Голоса смолкли, и он взял магнитофон, открыл заднюю крышку и достал батарейки. Ещё пара дней — и они бы, пожалуй, совсем скончались. Ронни достал упаковку батареек из сумки и вставил новые. Но на этом его дела здесь не закончились. Из стопки кассет, стоявшей рядом на столе, он выудил одну наугад и вставил в магнитофон на место прежней. — Как ты думаешь, кровать лучше у окошка или к стенке? — спросил голос из магнитофона. — Завтра будут кровать двигать… — вздохнул Ронни. И пошёл в квартиру молодожёнов.

посмотри на этот метр позолочен и завитуш­ками красив приложи его к себе не подходит можешь цокнуть язык­ом никак даже если изогнуться ты не в метр ты не влазишь и ты можешь согнуться ещё сильней ещё чуть-чуть смотри! ты точно в метр влезла поздравляю только локоть выпир­ает возьми другой он даже лучше с изумрудом и всё же чуть длиннее опять не попадает не подходишь ты и в этот метр тоже но вроде гнуться не настолько много теперь ты можешь пр­очитать название запомни: именно так как на нём написано теперь имеешь право называть себя ты

У дождя было мало шансов научиться читать. Только по вывескам, потому что люди прятали от него бумагу. И даже телефоны, и те прятали, не давая каплям-пальцам ощупать поверхность, почувствовать и впитать черноту и смысл букв.

Дождь в сотый раз видел надпись «ПРОДУКТЫ» и гадал, что это там хранится, может, такие специальные тяжёлые сумки, с которыми люди оттуда выходят? Если взять только детей, то получается, что в этих недоступных дождю помещениях, продают счастье и горе — частенько дети, выходя из «ПРОДУКТЫ», сияли, сжимая в руках странные предметы, которые они, крепко держа за руки мам или пап, поглощали.

В дома с надписью «ШКОЛА» носили тяжёлые заплечные сумки — причём опять же дети.

Приносили и уносили — дождь вообще склонялся к мысли, что сумки — основа людского быта. Их было так много разновидностей, форма и цвет порой вообще не поддавалась описанию — может, все люди в этих домах только и делали, что мастерили и набивали сумки для себя, а также родных и близких? В чём великий смысл сумок, дождь не знал. Возможно, если кто-нибудь оставил бы ему книгу, маленькую даже совсем — он смог бы это постичь.

Смотри Я принес тебе поесть Ты доволен? Расскажи мне Я хороший? Гляди Я дарю тебе вот это Нет ты что не стоит благодарностей Мне не трудно Ты скажи лучше Я хороший? Правда? Точно? Я так рад Посмотри Я посвятил тебе стих Нравится? Ритма нет Но я старался Тебе нравится? Я — хороший? Куда мне твоя критика Зачем Я не хочу Я что Плохой? Если нет то почему Тебе не нравится? Посмотри Как я отдаю все силы Как я стараюсь Не благодари Не брани напрасный труд Скажи только Я хороший?

Опять моё. Текст вот.

Голос опять мой, а вот текст нет. Текст вот: https://ficbook.net/readfic/5548776

Дети Давно покупают одежду Сами Оплачивают счета И строят любовь У детей Больше нет отмазок Дети Выросли Дети Вечерами себя обнимают Иногда Они Срываются Кричат Требуют любви Особо одарённые просто в неё Не верят Но чаще жаждут Дай Больше больше Ещё чуть-чуть А то Не верю Отдай всё мне Обратно не проси Недолюбленные дети Растят своих детей Недолюбив

Опять Егор (какая незадача)

Симопостановки.

Учитель информатики

Когда мне прислали куклу, изображающую моего учителя информатики, я, мягко говоря, охренела.

Это такой метод флирта? Или я чего-то не понимаю? Я давно уже выпустилась из школы и даже не сразу узнала это лицо. Оно было старше, чем я его запомнила, видимо, лепили с того, какой мой учитель сейчас.

Вариант с флиртом хоть и был приятен, но совершенно невозможен. У Евгения Сергеевича была только одна страсть — компьютеры. Поговаривали, правда, что он женат, но я в это не верила. Максимум, на ком он мог жениться — это на обожаемом Юниксе.

Ненавижу Юникс. Проги нормальные не запускаются, а ненормальных, которые запускаются — по пальцам пересчитать можно. Одна радость — браузер есть.

Судя по тому, что я тупила над этой куклой минут десять, вспоминая Юникс и свои с ним приключения, учитель мог влиять на меня удалённо, просто даже своей куклой.

А вдруг эта такая хитрая кукла Вуду? Управляет бедными ученицами, не давая им поставить на себе крест в техническом плане. Если я завтра обнаружу себя, устанавливающую на любимый ноут Юникс — выброшу куклу к чертям.

Хотя она очень качественная, чего спорить. Вон залысины — ужас какой. Не люблю залысины, и они становились только поводом дополнительного раздражения на уроках. Вон та самая пуговица на пиджаке, пришитая голубыми нитками. Она меня тоже бесила. Меня всё в нём бесило. Стоп, он что, до сих пор носит тот пиджак?

Чтобы успокоить поток сумбурных мыслей не по теме, я сходила на кухню за чаем. Куклу с собой не взяла — она меня нервировала и мешала думать. Рядом с Евгением Сергеевичем даже наш отличник чувствовал себя откровенно тупым, что говорить обо мне.

На кухне с кружкой чая я призвала на совет всё своё здравомыслие и логику. Перечислим факты. Мне прислали куклу, точь-в-точь похожую на моего учителя информатики. Сходство просто потрясающее, я оценила. Кто прислал — неизвестно. Обратного адреса на посылке не было.

Я её специально прямо на почте вскрыла, чтоб если какая гадость там оказалась, мне оказали поддержку. Хотя бы моральную.

В посылке была ещё какая-то нелепая записка, типа оставьте куклу у себя до третьего марта. Ну ясен пень, раз мне прислали, кукла останется у меня насовсем, что за глупости? Записку я сразу выкинула, прямо на почте. Возможно, зря. Если кукла всё же окажется чем-то опасным, образец почерка моего недоброжелателя бы пригодился.

Ну, чего теперь локти кусать.

Я выпила две кружки чая, но всё равно ни к чему не пришла, кроме самого глупого варианта с флиртом. Может, этого самого третьего марта Евгений Сергеевич заявится ко мне собственной персоной? Что ж, тогда я скажу ему всё, что думаю об эксцентричных способах напомнить о себе самой слабой из учениц. Чего он Ленке не прислал куклу? Она, помню, в него влюблена была… Только преуспевать на уроках информатики ей это не помогало.

А может, и прислал? С Ленкой я не общалась никогда, но через общие группы и одноклассников вконтакте можно найти любого. Почти любого.

Именно этим я и занялась, отложив мысль о просмотре очередной серии «Игры престолов». Какой тут сериал, когда в моей собственной жизни тако-ое творится! Аккаунт Ленки я нашла достаточно быстро, не удержалась и полезла смотреть фотографии. В чужую-то жизнь сунуть нос хочется. К тому же, если ей прислали куклу, она наверняка с ней сфоткалась. Как с такой красотой не сфоткаться? Даже если это Евгений Сергеевич.

Однако фотоальбом Ленки не представлял ничего интересного. Какая была, такая и осталась. Будто и не прошло шесть лет. Автоматически продолжая пролистывать картинки, я дошла до фотосессии с её свадьбы. Надо же, на ранний брак сподобилась! Неужели настолько клёвого мужика нашла? Найдя фото, где лица изображены покрупнее, я вгляделась повнимательней.

Мне понадобилась всего пара секунд, чтобы узнать в женихе осточертевшее за последние полчаса лицо Евгения Сергеевича.

Интересные дела. Редко школьная влюблённость в учителя перерастает в брак. От такой прелестной информации я даже ненадолго забыла, зачем полезла на страничку. Ленка теперь, значит, Тормашёва! Во дела… Странно, что она ему пиджак не сменила. На свадебных фото он вполне прилично одет…

Вспомнив о пиджаке, я вспомнила и о том, зачем полезла на страничку. Не на одноклассницу же с учителем любоваться! Закрыв альбом, я скользнула взглядом по ленте Ленкиных новостей и заметила подозрительно знакомую фотку свечки. Такие ставят в память о погибших.

«Любим. Скорбим» — гласила лаконичная приписка от некоторого Павла Сегова. Пост, отправленный сорок восемь минут назад.

Я замерла перед монитором, а потом лихорадочно начала пролистывать страницу дальше. Это что, шутка такая? Ещё несколько людей высказались в духе «ты была светлым человеком», а затем я встретила репост рецепта жюльена от самой Ленки. Датирован позавчерашним днём. Промотав страницу обратно наверх, я убедилась: с позавчера Ленка не заходила в сеть.

Что же это получается?.. Как же это она?..

Ленка никогда не была мне близка, но мои руки дрожали, и в ногах явственно ощущалась слабость. Когда умирает тот, кого ты знаешь, близость Безносой к твоей драгоценной персоне начинает не на шутку пугать.

Она вышла замуж, а я получила куклу. Это же не связано? Нет?!

Я полезла смотреть дату свадебной фотосессии, как будто это могло мне помочь. Два года назад они поженились, вариант с маньяком отметается. Или, может, она тоже перед этим получила куклу?

Просто чтобы себя чем-то занять, я проверила, есть ли в Ленкиных друзьях страничка нашего информатика. Обстановка настолько меня напугала, что казалось, сейчас на мониторе зажжётся скример, а затем придёт Слендермен и меня убьёт. Или та кукла оживёт. На этой мысли я даже обернулась, всерьёз страшась увидеть за спиной идущую ко мне с ножиком миниатюрную копию информатика.

Стоп. Стоп, Аня. С чего ты взяла, что он вообще к этому причастен? С того, что Ленка умерла два дня назад? Так мало ли что с ней случилось. Может, машина сбила.

Успокоить себя не получалось, и я просто открыла страничку Евгения Сергеевича. На ней стояло совершенно неинтересное фото, а в сети он был почти месяц назад. Ну, этот, наверное, просто не заходит на сайт. Пролистав страницу, я нашла только несколько неинтересных репостов из пабликов для программистов. Ничего необычного.

И всё же странно, что они поженились. На этой мысли я закрыла браузер и легла на кровать. Несмотря на то, что я более-менее убедила себя в том, что я просто параноик, в прихожую, где до сих пор лежала кукла, я выходить боялась. Страх — иррациональное чувство.

Что мне теперь делать? Вид, что ничего не произошло? Я могу засунуть куклу в дальний ящик шкафа и постараться забыть. Вряд ли она мне что-то плохое сделает, эта кукла. А если начнёт чертовщина происходить — позвоню в полицию и поеду к маме погостить. Ну и что, что она меня откармливать начнёт, безопасность важнее.

С такими здравыми мыслями я подошла к компьютеру, включила на нём песню пободрей для храбрости и отправилась в прихожую забирать куклу. От собственной трусости мне стало смешно — не исключено, что повлияла песня. Я уже с некоторой торжественностью взяла на руки куклу — она оказалась удивительно лёгкой для фарфора — и понесла в свою комнату. В шкаф. Будь моя воля, я бы запихнула её на чердак или хотя бы на антресоль, но у меня не было ни того, ни другого.

Весь оставшийся вечер я провела за просмотром «Игры престолов», и легла спать, уже увлечённая проблемами Арьи. Наутро я даже не вспомнила о кукле, и потянулись дни и ночи. Тянулись они ровно до третьего марта.

Я даже забыла про эту роковую дату, написанную на бумажке. Но дата про меня не забыла.

Тем вечером я, как обычно, залипала вконтакте. Есть у меня такая привычка — открыть какой-нибудь паблик и листать, листать, листать. Через два часа очнусь и начну жалеть о том, что столько времени провела впустую. Могла бы ещё пару серий "Престолов" глянуть.

Словом, это был крайне привычный обычный вечер. И был он таковым ровно до того момента, как я услышала шуршание в шкафу.

"Кукла!" — запоздало вспомнила я и ощутила, как предательски затряслись руки.

Чтобы как-то успокоить себя, я стала рассуждать вслух:

— Итак, сейчас из моего шкафа вылезет кукла-убийца и прикончит меня. Хотя, делая скидку на то, что это Евгений Сергеевич, он скорее переустановит мне винду на Юникс. "Юникс или жизнь!" — так он может сказать. И я, конечно, выберу Юникс...

Мой смех, последовавший за этим, отдавал истерикой. Мне было страшно, а шорохи в шкафу и не думали утихать. Я думала, что делать. То ли бежать из дома, отдав информатику на растерзание мой компьютер и вообще всё, то ли распахнуть дверцу шкафа и заорать "вылезай, подлый трус!". На мгновение мою голову посетила здравая мысль "да там, может, мышь завелась...", но была отвергнута. Какие, к чёрту, мыши в шкафу? У меня и в холодильнике-то ничего съедобного для нормальной мыши нет, не то, что в шкафу.

Так ни к чему и не придя, я замерла на своём стуле, напряжённо вглядываясь в сумрак, где таился шкаф. Можно было и свет зажечь, но для этого нужно было пересечь комнату, немного приблизившись к шкафу. А к такому решительному шагу я была не готова.

Дверца шкафа приоткрылась, являя мне ногу в потрёпанном ботинке. Нормальную такую человеческую ногу. Нормальных размеров то есть. Я вжалась в крутящееся своё кресло. Всё выглядело как начало ужастика.

Нужно что-то сделать. Нужно что-то сделать. Мне не помешал бы лом, но где его взять?

А из шкафа меж тем высунулась вторая нога, послышался кашель и сдавленное кряхтение. Даже по этим звукам я узнала голос Евгения Сергеевича.

— Евгений Сергеевич, зачем вы забрались в мой шкаф? — спросила я и поняла, что голос мой непривычно высок, да ещё и дрожит. Страшно мне.

— А за-зачем ты меня ту-туда за-а-а… апчхи! засунула? — раздалось в ответ. Боже мой, он ещё и заикается. На моей памяти такого не было.

— Я никого не совала! — запротестовала я, — я только куклу туда убирала!

Евгений Сергеевич потихоньку вылезал из шкафа. На нём был тот самый пиджак, в общем, кукла действительно была крайне похожа на него сейчас. Я немного успокоилась и даже хотела помочь, но инстинкт самосохранения не дал.

Когда он вылез, поднялся и отряхнулся, он наконец посмотрел на меня. Лицо его озарилось ужасом.

— Ромина, — прошептал он мою фамилию так, словно встреча со мной была худшим событием в его жизни.

Это я тут вообще-то должна бояться!

— Ну естественно, я, — недовольно ответила я. Неужели я ему настолько надоела на информатике? Мог бы и скрыть ужас, хотя бы из вежливости. Хотя бы потому, что он — в моём доме.

— Те-тебе подкинули куклу? — спросил он. Я кивнула. Кажется, убивать меня не собираются. А посему…

— Хотите чаю? — предложила я.

Евгений Сергеевич словно не услышал меня. Я впервые видела, как человек ходит по комнате и рвёт на себе волосы. Не в прямом смысле, конечно, но лохмы он свои мучал старательно и обеими руками.

— М-мне обещали… — бормотал он, — второй шанс…

— Неужели обещали подкинуть к молодой привлекательной программистке? — язвительно спросила я. Сейчас я не могла воспринимать Евгения Сергеевича как своего учителя — человека, которого по умолчанию надо уважать. Да и прошло уже шесть лет. — Кто это занимается такими делами? Что за эксцентричное агентство знакомств?

Все мои вопросы оставались без ответа. Евгений Сергеевич словно в трансе продолжал ходить из угла в угол. У меня начало рябить в глазах.

— Д-да, можно чаю, — неожиданно сказал он, но этому я даже не удивилась. Всё же он всегда был чудным.

— Тогда пошли на кухню, — решительно и громко сказала я, надеясь, что на этот раз меня услышат. Я поднялась со стула, а затем не удержалась и заглянула в шкаф. Куклы там не было. Или Евгений Сергеевич её перепрятал, что вряд ли, учитывая его состояние, или он действительно был превращён в куклу. Бред какой-то, если честно. Как хорошо, что я сижу допозна. Вот весело сейчас было бы кутаться в одеяло, сплю-то я в одних трусах.

Я прошла на кухню, убедившись, что информатик следует за мной. Сейчас мне было его немного жаль. Он же, вспомнила я, недавно жену потерял. Ленку. Может, с горя в куклу и перекинулся? Надо будет узнать.

Я молча варила чай, даже не спросив, какую крепость хочет гость, будет ли разбавлять холодным и нужен ли сахар. Ему, очевидно, не до того. Заварю как себе, а холодной кипячёной воды у меня всё равно нет.

Информатик сел за стол и уставился в одну точку, уронив голову на руки. В принципе, если он знает о ситуации столько же, сколько и я, его можно понять. У меня бы, наверное, случилась истерика.

— Аня. — подал голос он. Надо же, имя помнит. — В ка-каком мы городе?

— В Туле, — отозвалась я. Евгений Сергеевич заметно оживился. Ну да, переехала я из нашей глубинки поближе к столице. До неё даже недалеко. Относительно недалеко. Электрички ходят.

— Ну, тогда всё не т-так плохо, — сказал он и посмотрел наконец на кружку с чаем, которую я перед ним поставила, — спасибо за гостеприимство.

— Не за что, вы мне лучше расскажите, что это за история с куклой.

— Н-не могу, — отказался он, — н-не сейчас. Аня… ты же х-хорошая девочка? Хорошо вела с-себя на уроках…

Выглядел он так, словно его чрезвычайно заботил этот вопрос.

— Ну… да, — удивлённо ответила я.

— И я н-не был строг… — продолжал он, — я всегда забо… заботился о вас.

— К чему вы клоните? — не выдержала я, хотя, кажется, уже прекрасно знала ответ. Сейчас он попросит разрешения у меня пожить. И я даже не знаю, смогу ли я отказать. Всё это очень странно.

— Т-ты бы не хотела, чтобы я у-умер? — спросил тем временем информатик.

— Конечно, нет, — удивилась я, — хватит уже с меня смертей.

В глаза Евгения Сергеевича вернулся прошлый ужас.

— Ну, я на страничку к Ленке заходила, — пояснила я, — там говорят, она умерла.

О том, что я видела, что они женаты, я решила пока умолчать. На информатика всё равно стало жалко смотреть, и я пожалела, что упомянула об этом.

— У-умерла, — подтвердил он, а затем уронил голову на руки и затрясся, словно в рыданиях. Бессердечная я скотина. Ясно же, что потеря жены, да ещё такая недавняя, не может не задевать.

Теперь я не знала, что делать. Чай с ромашкой ему предложить? У меня где-то валялся, сама я его один раз попила и больше не стала.

— Мне жаль, — прошептала я дежурные слова.

— Т-т-ты знаешь, да-а? — от слёз он стал заикаться ещё сильнее, — я на-на ней жени-ился… Такая хоро… хорошая. Леночка-а…

Я никогда не видела плачущих мужчин. Это, вроде как, было им не положено. Но пусть тот, кто сможет сохранить лицо при потере близкого, бросит в них камень. Я — не буду.

Евгений Сергеевич поднял на меня взгляд красных глаз. Слёз, кстати, словно не было, и тем не менее, он точно плакал.

— Я на-нашёл этих уродов, — поделился он, — я никогда б-бы не… но ради неё…

— Вы их убили? — предположила я самое страшное. Нет, скорее всего сдал полиции, это же Евгений Сергеевич, он и мухи не обидит.

— Д-да! Убил! И не жале-ею! — он почти кричал.

— Тихо, тихо, — испугалась я. Не хватало, чтоб соседи прибежали. За Лену и двор стреляю в упор, значит. Хорошо, что я не переходила ей дорогу, а то с таким защитником от меня рожки да ножки бы остались. Получается, он её действительно любил, а не на молодую да красивую способился. И так бывает…

— И вот по э-этому я здесь, — договорил он, немного успокоившись.

— Вас за убийство превратили в куклу? — предположила я. Бред какой-то, но после всех сериалов, что я просмотрела — выглядит правдоподобно, — а чего вы так удивились, когда меня увидели? Вас должны были к кому-то другому подкинуть?

Информатик покачал головой.

— Мне сказали — нова-вая жизнь. Второй ш-шанс. О с-старой забыть. А тут ты…

Ясно. Просто не ожидал встретить знакомую.

— Ну, новая — так новая, — пожала я плечами, — устройтесь куда-нибудь программистом, вы же умный, да и зарабатывать больше будете. Пока что можете у меня пожить, главное, чтоб не навсегда.

Да, сама предложила. Ну не могла же я бросить человека в такой ситуации, тем более своего учителя! Сколько нервов он с нами измотал, вон, даже заикаться начал. Уверена, это из-за школы.

Евгений Сергеевич кивнул и слабо улыбнулся.

— Только спать у меня негде, — продолжила я.

— П-постели на полу, — предложил информатик.

— Сегодня — можно, а завтра? А послезавтра? Если вы человека убили, а тем более нескольких, вам новые документы оформлять надо.

Я уже клевала носом, но продолжала говорить. Не могу ж я просто сказать “я спать” и уйти? Нехорошо это. Не по-человечески.

Евгений Сергеевич начал меня уверять, что разберётся со всем, что готов спать на полу всегда или, если я так не согласна, купить себе кушетку, как только появятся деньги. Бедняга. До чего же надо было довести этого человека, что он решился на убийство?

Запоздало мелькнула мысль: а может, он скрытый психопат? Такой тихий-тихий, улыбается, а потом с ножиком придёт. Но мысль эту я отмела. Учителя, вроде, медосмотр проходят каждый год. Да и не может быть такого.

Евгений Сергеевич прожил у меня три месяца. За это время от сделался Иннокентием Викторовичем и даже поделился со мной, что всегда мечтал быть Кешей. Странные мечты… Он устроился работать в какую-то контору тестировщиком, хотя я всё недоумевала — он же умный! На это экс-Евгений Сергеевич без обиняков сказал, что это для меня он умный.

Обидно.

Юникс он мне, кстати, всё-таки не поставил. Очевидно, сдержался — я видела его взгляды на мою винду-десяточку.

— расскажи мне что ты знаешь об одиночестве своими словами чем ты его опишешь? — пожалуй смогу описать тебе какое колючее уютное тягучее или привычное? — любое на выбор — что ж смотри на привычное оно весьма пушисто — почему? — потому что мягко не болит не тянет просто очень тихо всегда тихо совсем тихо а разве когда-то бывало по-другому? — нету драмы и надрыва — совершенно верно — неромантично — зато для нервов экономно — давай колючее — зачем? — ты предлагал — ах да колючее не даст ничем заняться не даст забыть ни на минуту откуда оно пришло выдавит слезу включит грустный фильм и ляжет на сердце еловым венком — еловые венки долго не живут — верно колючки опадут и станет оно привычным — неромантично — зато для нервов экономно

Егор. Такие дела

Dein ist mein

— Почему ты ничего не сказала?

Взгляд в глаза, прямой, возмущённый.

«Какого хрена?»

— Я не думала, что это важно.

Слабая попытка защититься. Взгляд открытый, с непониманием. Морщится, когда хватают за руку.

«Что такого?»

— Больше так не делай.

Приказ.

Рычание в голосе, взгляд глаза в глаза. Так близко, слишком близко, чтобы это было безопасным. Шаг назад, и ответный — вперёд. Как в танце. А позади — стена. Слишком твердая, слишком холодная.

Синяки от пальцев на руке — пока нет, но будут. Не вырываться — будет хуже. Пообещать.

— Ладно, не буду.

Встать на носочки — и к губам губами. Ответ — резкий, немного болезненный, горячий. Рука немеет, но остаётся незамеченной. Резкий выдох, когда сжимают руки-тиски.

Прощена.

Всё повторяется. Не всегда вспоминаешь об уговоре. А потом снова суд наедине.

— Я же сказал — больше так не делай.

Испуганный взгляд. Знание, что будет дальше. Второе предупреждение страшнее первого.

— Я не специально!

Да какая разница…

Слёзы — раздражающие, тёплые. Нос хлюпает, щёки красные. Некрасиво, жалко. Каменная маска искажённого эмоциями лица — так близко.

— Заткнись, хватит ныть!

Хлюп-хлюп. Судорожный вдох. Не помогает. Не успокоиться так быстро.

— Я сказал — заткнись!

Удар наотмашь. Шёпот:

— Прости…

Колени — об пол. Боль не заметна, рука дергает подбородок вверх — смотри в глаза. Вторая рука неожиданно нежно гладит по макушке.

— Моя.

Чёрное. Много чёрного и мало слов. Цветы, четыре штуки.

— Почему ты ничего не сказала?

Нет ответа. Нет блестящих глаз, нет даже ненавистных слёз.

Тишина.

— Я же просил.

Колени — об землю. Шипы колят руки, на могилы не носят розы — плевать.

— Прости...

Моё. Голос тоже мой (вау)

Ветер тает на губах, оставляя за собой прохладцу. А ведь если не облизывать губы, дать им высохнуть, ветер более не будет властен над их термпературой и только подарит немного щекотное, но слабое ощущение, лишённое тепла, холода и смысла. Если застегнуть куртку, по плечами перестанут бегать мурашки, и свитер перестанет быть таким противно-холодным, ни капли не греющим. И Кей перестанет ворчать, что я заболею. Но куртку я не застегну. Потерплю и мурашек, и свитер, и Кея - должен же их кто-то терпеть, ведь если звёзды на небе зажигают... Вот. А если пройтись по этой широкой луже в своих прекрасных, но жутко неудобных резиновых сапогах, можно ощутить прохладу - но не промокнуть. И факт этот кажется мне таким чудом, что сады Семирамиды меркнут по сравнению с ним. Что такое эти сады по сравнению с попиранием непреложного знания о том, что вода делает предметы мокрыми? А меня вот не сделала, я вышла победительницей из этой схватки и осталась на Светлой стороне. — Мороженое будешь, победительница погодных условий? Что за вопрос? Конечно, буду. И даже не потому, что победительница. Нет. Я так себе - не победительница, а убегательница. От реальности в целом и мокрой воды - в частности. Но раз Кей говорит, то так и есть. Кей фигни не скажет. — Скажи мне, что за протест в твоей расстёгнутой куртке? — слегка ворчливо осведомляется он, отдавая мне рожок, — тяжёлое детство, прищемленные подбородки и ненависть к молниям? — А знаешь, да, — киваю я, не делая и попытки спорить, — так и было. И подбородки, и молнии. И подъём в семь в садик. Он сочувственно кивает. Себе, кстати, мороженое не взял. И одет по погоде — куртка, шапка. Не потому что старый и мудрый, а просто любит тепло. И потому — моя очередь. Мороженое надо кусать, чтоб не убежало. И пусть зубы слегка сводит от холода, когда пытаешься прожевать кусок замороженого сладкого молока, и горло мстительно холодеет, обещая замёрнуть к чертям и от души разболеться завтра — главное, чтоб мороженое не убежало. И потому его надо кусать. А доев мороженое, надо пойти поскорее вперёд, чертыхаясь про себя и застёгивая куртку, потому что действительно, холод собачий, твою мать, Северн, почему ты не поняла этого ещё полчаса назад? Кей пойдёт за мной, и правильно сделает, потому что впереди - очередной ларёк. Мороженого там не продадут, и не надо, бр-р, в холодную погоду мороженое есть, глупость какая. Вместо этого там продают чай, дешёвый, но горячий, его-то я и куплю, и сделаю вид, что совсем не себе, и я не буду усиленно греть пальцы те жалкие десять секунд, которые этот стаканчик проведёт между мной и Кеем. Потому что он любит тепло, а таким людям в холод надо пить горячий чай. Он недовольно морщится, потому что стакан надо держать в руках, а руки без перчаток, потому что забыл их дома. С кем не бывает. И тогда я решаю одолжить свои руки, и подношу стаканчик к губам. Не к своим. Чай — не для меня. Высшая степень доверия или наивности - пить из чужих рук. Тех самых, которые понятия не имеют, как сильно надо наклонять стаканчик, и как скоро убирать его. Но Кей молодец, Кей терпит. Пьёт. Греется. И я греюсь. Пальцы рады контакту со стаканчиком, стаканчик, надеюсь, тоже рад, но ни за что не скажет - он скромняга. Рад ли Кей, я не знаю, он недовольно морщится, когда горячий чай обливает его верхнюю губу, почти намочив нос. Упс, я не специально. Когда стаканчик пустой, становится грустно. И мне, и ему, и, может быть, Кею. Время расстаться со стаканчиком, прости, наши отношения втроём были недолгими. Но горячими. И теперь, слегка согревшись, пора домой, чтобы греться основательно, уже без контрастов. Кей что-то говорит про магазин, в который мы шли, и перспектива греться в доме отступает. Точно же, шли. И сейчас идём. Просто чуть-чуть не туда. Что ж, греться в магазине - не худший вариант.