Человек ко всему привыкает и учится жить в новой реальности. Такова его натура.

Прошел год. Год боли и разбитых надежд. Пришло осознание хрупкой сущности бытия, но при этом неумолимо подвластной некой Силе, которая решает, кому утонуть, кому сгореть, кому беспомощно наблюдать. И только от Человека зависит, будет ли он творить — смирившись или противоборствуя.

Прошел год. Я в чем-то постарела, как те старики, кто остановился, оглядываясь на прошлое «зеленее». Я где-то повзрослела, как и те взрослые, кто научился принимать «тогда-сейчас-потом» в их закоренелом порядке и никак иначе. Хоть философия и помогает с принятием неизбежного, но не умоляет катастрофы чувств и им сопутствующего. Себя не поставить завершенную на полку к остальным додуманным фолиантам. «Своя» участь это заполнять полки другими от трагедии незнания и пустоты. Вечная ученица приговоренная учительствовать.

Я не грущу и не тоскую. Глядя на себя, как на незавершенную книгу, мне проще себя писать. Не каждому автору известен собственный эпилог — и даже не всегда следующая глава истории. Продуманных в смутных образах завязки, кульминации и развязки порой уже достаточно.

Ну а я доковыляла до очередной главы.

С четвертью века меня

Искусство это не фотография в пинтересте, не удачная поза на фоне картины в музее и даже не сама картина. Искусство это намерение за ними стоящее. Часть бесконечного, которое, пусть в разных формах и обличиях, находит отклик в бесконечном другого. Искра души, добытая в самых темных недрах существа вопреки страху обжечься. Любовь и смерть, никогда не размыкающие рук. Осознание непознанного, грубое упрощение необъяснимого.

Искусство это форма жизни.

Попытка воссоздать безграничное.

Прикоснуться к божественному.

Memento mori

Между звонками флористов, арендодателей, кондитеров и кейтеров телефон взорвался новостями о войне. Глазурь, банкетные залы и белые лилии остались в ожидании.

- Лиличка, приезжай, папе совсем плохо, - плакала мама в трубку. - Владик на войну ушел.

В каждую аудиторию проникли страх и боль. В глазах каждого застыли слезы, сдерживаемые социальной ответственностью перед исключительно ранеными.

"У меня там бабушка"

"У меня там брат"

"У меня там друзья"

У меня там любимые.

Я призывала к спокойствию, пытаясь удержать пришедшие новости в дрожащих руках. В голове должны были проноситься десятки мыслей, но холод разбитого сердца остановил потоки на всех уровнях. "Пока они волнуются, они живы, - успела подумать я напоследок. - Пока их сердца испытывают боль, они смогут с этим справиться".

Мистера Н. призвали на работу без возможности ее покинуть. Меня призвал сердечный приступ отца. Проведя месяц у его постели, дожидаясь хоть какой-то весточки от племянника, я истощила все запасы собственной души. Я держала холодеющую отцовскую руку и боролась с собственным отчаянием.

- Это мое наказание. Меня наказывают, Лиличка, за всю боль, что я причинил другим, - исповедовался отец едва живым голосом.

- Не говори так, отец, никто тебя не наказывает, - упрямилась я из последних сил.

- Я теперь понял. Понял ошибки собственных решений, - казалось, тяжесть его груза и стала причиной отказавшего сердца, - Мой выбор убил одного сына, и теперь убьет второго. Что же я наделал, Лили, что наделал?

Он посмотрел мне в глаза, будто ребенок, который впервые открыл для себя природу боли, дотронувшись до горячего чайника.

- Это жизнь, отец. В ней столько сложных переплетений, что ее нельзя уместить в одно решение.

Таковы были мои речи в первые дни попыток принятия. Отцовские связи не помогали в нашей просьбе связаться с Владом. Я подозревала, что старые друзья щадят отца и затягивают с ответом, который способен закончить его жизнь. Отец был со мной солидарен и угасал с каждым днем все сильнее. Вместе с ним угасала моя надежда, которую я когда-то считала бесконечной. Отец все чаще извинялся, говорил о своей любви и редко открывал глаза. Жизнь родной души заканчивалась в моем присутствии.

- Я так хотел посмотреть на тебя в белом платье, - он улыбнулся совершенно живой улыбкой. - Отпразднуйте, Лили, как только, так сразу. Он хороший человек. Ты будешь с ним счастлива.

- Не будет никакой свадьбы, если там не будет тебя, - рыдала я.

Он снисходительно улыбался, зная не хуже меня, что шантажировать смерть - дело предельно бессмысленное.

Мы готовились к худшему. Я отказала сну, чтобы провести последнюю ночь рядом с отцом. Мне хотелось подумать хоть одну мысль, вспомнить себя до всего произошедшего, но это оказалось бесполезно. Мои жалкие потуги прервал стук дверь.

- Влад? - на пороге стоял полуночный образ моего племянника. Я не могла поверить своим уставшим глазами, которые за месяц плакали дольше, чем смотрели на чистое небо.

Мы крепко обнялись. Я почувствовала усталость в его напряжённых плечах.

- Меня отпустили на месяц. Говорят с дедом беда. Где он, Лиль?

Влад занял моё место у его постели, ругая своего деда за слабое сердце. Он разговаривал с ним о детстве, о своем отце, о моей предстоящей свадьбе, о светлых надеждах. Даже мне захотелось найти силы поверить в это. Утром отец проснулся. За месяц пребывания Влада он постепенно воспрял духом. Мы собирались всей семьей за одним столом, проводили вместе время, держась друг за друга с ранее никому неведомой преданностью. Когда к нам наконец присоединился мистер Н., я ощутила в себе возрождение надежды. Его поддержки мне не хватало больше всего в этот опустошающий период.

Греясь вечером в тепле нашей семьи, я ощутила себя счастливой в моменте. В разгар боли, хаоса и разрушения, я испытала подобное чувство, поразившись в очередной раз силе человеческого духа. Возможно, это последний раз, когда мы сможем собраться все вместе в одной комнате. Именно здесь должно зародиться начало нашей с мистером Н. семейной жизни, поняла я. Забыв про кейтеров и банкетные залы, мы обручились в кругу семьи. В вазе стояли белые лилии. Глаза родных светились трогательной радостью. На следующий день Влад покинул дом, забрав наши сердца с собой.

Объективность моего удивительного коллеги непоколебима даже перед лицом катастрофы.

Новый мир

Первой жертвой войны становится правда. Джонсон Хайрам

Война никогда не заканчивалась. Она происходит столько, сколько человечество оккупирует землю. Часто мы узнаем о ней на низкой громкости утренних новостей. Наблюдаем расстрелы и бомбардировки, покачиваем головой, допиваем утренний кофе и бежим по делам. Это не с нами, это где-то в другой стране, в другом государстве, с другими людьми, с другой нацией. Мы спокойно соседствуем с этим ужасом, фокусируясь на проблемах нашей реальности.

Пока ужас не придет к нам.

Час внимания пробил. Война издала истошный крик над нашими землями, поселила страх в наших душах, пробудила ненависть в сердцах. Наш продвинутый век спонсирует расцвет войн, ведь теперь можно вести битвы не только на танках и с бомбами, но и комментами в соцсетях. Политики покинули невыгодные позиции. Прославленная европейская толерантность потеряла актуальность: одобренный национализм вступил в силу. Эффект Люцифера показал себя во всей своей мрачной красе. Коли думал кто по сей день, что политика это про людей, тот глубоко ошибся. Политика - это про выгоду. Люди были и остаются лишь механизмом достижения необходимых позиций - ресурс, запас, живой щит.

Весь мир стоит на пороге очередного испытания. Мы громко заявляем, что хотим мира во всем мире, но в первый же день испытания оправдываем ненависть. Мы веками добиваемся признания ценности каждой отдельной личности, чтобы на второй день увидеть в одном вражеском лице миллион врагов. Мы всю жизнь добиваемся равенства и толерантности, чтобы на четвертый день предать все свои идеалы в пользу предрассудков. Мы говорим о миролюбии и человечности, но на пятый день распространяем фотографии мертвых солдат (спасибо большое, дорогие осведомители, это самый оперативный пример морального разложения в моей практике). Нам не дано увидеть мир во всем мире. Мы его не построили. Мы до него не доросли.

На наших глазах свершилась история. То, что мы раньше слушали от мам и пап, бабушек и дедушек, теперь наблюдаем сами и несем с собой в будущее. Что именно мы возьмем с собой в будущее - выбор каждого.

Добро пожаловать в новый мир, мои дорогие.

Не обновленным вход запрещен.

Dum spiro spero

Эти слова даются мне с огромным трудом.

Моего брата забрали в армию вскоре после моего рождения. Я до сих пор храню фотографию, где юноша держит на руках маленький свёрток - новорожденную меня. Это единственное доказательство, что он был в моей жизни. 22 года назад он погиб в безжалостной Чечне, оставив беременную невесту и безутешную семью. Отец не выдержал этой потери и ушел в отставку с военного поприща. Мать состарилась раньше положенного биологическими законами срока.

22 года спустя на войну отправили моего племянника - сына моего погибшего брата. Мой всегда стойкий непробиваемый отец получил удар и не покидает постели. Мама каждый день плачет. Сестра готовится прятать своего сына в случае принудительных призывов студентов. Никакой информации не дают. Наша жизнь, как и миллионы других, остановилась.

Я не в силах уйти от отца. Признаюсь, так мне легче, чем плакать вместе с матерью. Я читаю, разговариваю с ним, играю для него, успокаиваю, пытаюсь продолжить его срок на этой земле. Человек, с которым мы большую часть жизни провели в холодной вражде, угасает на моих глазах. Мой любимый человек, в котором я обрела поддержку и опору всего три года назад. Как много лет мы потеряли. Как мало были добры друг к другу.

Молчу в серое небо. Ищу внутри каплю надежды, что этот громыхающий, пылающий, разрушительный кошмар скоро закончится; что наши земли перестанут удобрят кровью своего же народа; что племянник вернётся; что мои дети успеют узнать своего прекрасного дедушку; что у каждого будет шанс вновь почувствовать себя Человеком.

Кем бы вы ни были, где бы вы ни были - надейтесь. Найдите свет внутри себя. Изгоняйте тьму. Не позвольте ей опустошить все, что вы так трепетно взращивали и любили. Война закончится. Руины останутся.

Но мы заново отстроим свой мир.

Слово

Так мало. Так много. Так безгранично. Так важно. Будь то неучтивый коммент под постом, вредоносный слух в разгар военных действий или лживое обещание верховных властей.

Безнаказанность слова — опасная недальновидность. То, что не будет без стыда сказано в глаза, запросто окажется на федеральных каналах, в тиктоке, паблосе, чужой личке, комментах, анонимных асках. Нет мотивации сдерживаться, контролировать, вдумываться, понимать. Нет мотивации идти сложным путем разумного существа, прославляя эмпатию, симпатию, сочувствие.

Нашим временем владеет слово, и его вольность дошла до абсурда. Информационные потоки превратились в поле битвы. Они вводят в заблуждение, манипулируют сознанием, порождают страх, сеют смуту. Мы так просто обращаемся с самым мощным оружием в нашем арсенале, что не осознаем собственного могущества. Опасна глупость, не знающая своей силы, как опасно любое оружие в неумелых руках. Мы используем слова, чтобы прятать истину, а не раскрывать ее, тем самым совершая преступление против всего гуманного, что должно было расцвести в нас на благодатной почве мысли предшественников, а не увянуть, не достигнув зрелости.

Ивадзару.

Он остановил меня между островами, где человек укрощал коня, огляделся, будто оценивал приемлемость декораций, и опустился на одно колено. Люди задерживали взгляды, улыбались, останавливались. Мистер Н. открыл синюю бархатную коробочку, и голубой камень заблестел под лучом редкого питерского солнца.

— Лили...

Почему он делает это на публике? Почему в такие важные моменты он всегда должен носить этот непробиваемо самоуверенный образ?..

— ...ты станешь моей женой?

...Но разве не это стало причиной моей влюбленности? Изначально меня поразила его способность так естественно сохранять смелость и безразличие на своем лице, но полюбила я его за то, что он прячет за всем этим: чуткость, одиночество, стремление к постоянному счастью и желание создавать его вокруг и внутри себя. Сейчас он стоит на одном колене, на сухом камне моста, под которым блестит Фонтанка, и как бы спрашивает меня, готова ли я стать дальнейшей спутницей этой публичности, самоуверенности, наглости и смелости. Он испытывает меня прямо сейчас, в данную минуту, которая тянется бесконечно. Людей становится больше, кто-то украдкой снимает на камеру эту нетипичную для реальности романтическую сцену. Я могу их понять, но все же реальность люблю больше. Жаль, что люди не видят ее моими глазами — ни одна кинематографичная сцена не сравнится с чувственностью и жизненностью реальности в моих глазах.

— Попробуй спросить ещё раз, — я смотрю на него серьезно и обречённо в надежде, что он тоже видит за моим смелым холодным образом теплое сердце, печальную душу, огонек невозможной любви, которую он с такой заботой ограждал ладонями от неспокойных ветров жизни.

Он поднялся, словно волна, набирающая силу для очередного удара.

— Ты станешь моим берегом? Несдвигаемым и вечным? — сказал он очень тихо, так, чтобы не ранить самые тонкие струны моей души.

— Если обещаешь не истощать моих границ, — я светилась победной улыбкой.

Он осторожно меня обнял. Толпа поредела, а оставшиеся не знали, ликовать или выключать телефоны.

—Моей силы на такое не хватит, — прошептал он. - Ты же скала, Лили.

Взрослый или Взрослеющий?

Взросление - очень заманчивая концепция, как Дед Мороз или новогоднее чудо. Возраст ассоциируется с определенными установками: успеть до 20, успеть до 30, успеть до 40, будто человечество играет в какую-то игру. Достигни всего этого до 30 и ты можешь снимать тренинги на YouTube и хвастаться успехом в Instagram. Достигни всего этого до 40 и сможешь снисходительно смотреть на младших, раздавая советы как избежать ошибок: "Вот глупые детки, ничего они не понимают". Если брать успех как определение взрослого, что скажут шестнадцатилетние миллиардеры и сорокалетние трудяги за 20 тысяч в месяц? Примем как должное, что успех это субъективное понятие, определяемое индивидом, и найдем новую точку отправления.

Самый показательный кризис понятия проявляется в общении "взрослого самодовольного" и "ребенка неопытного". Когда первый назидает младшего, чаще всего он апеллирует возрастом и опытом, за ним пришедшим: "Я дольше живу, я лучше знаю". То есть степень взросления определяется прожитыми годами и полученным за это время опытом (субъективным). Если взросление это на самом деле приобретение жизненного опыта, а быть взрослым, значит набрать достаточно опыта, то первое либо никогда не наступает, либо никогда не заканчивается, потому что мы не можем установить планку "достаточного опыта", не ограничившись уточнением, для чего именно этого опыта достаточно? Неужто для всей жизни? Воистину самонадеянно.

Поскольку опыт тоже является субъективным понятием, и мы не можем определить его достаточность, то взросление либо никогда не начинается, либо никогда не заканчивается. Выходит, что в реальности "взрослого самонадеянного" мы либо все дети (потому что не имеем достаточно опыта), либо все взрослые (потому что имеем какой-то опыт). В обоих случаях бытие взрослого теряет свой излюбленный смысл более мудрого существа и остается всего лишь социальной условностью, а бытие взрослеющего становится исчерпывающим.

Ношу лицо как маску.

Но, говорят, за холодными масками скрываются горячие сердца.

Заблуждение?

Пять минут

— Лили, вы что, курите!

Мое тайное место (узкий балкончик на третьем этаже) для ежедневных медитаций было раскрыто заведующим кафедры истории и права, седым добродушным доцентом. Это место не такое уж тайное, ведь о нем мне говорили многие, но каждый вторник от 14:15 до 14:20 это мой одинокий и никому не известный остров. Таким он был до этого момента.

— Вы спрашиваете или утверждаете?

— Я... — он на секунду задумался, — Удивляюсь!

— Не думала, что воспитанников вашей области так легко удивить, с нынешним-то уровнем инфляции, — я покрутила в руках зажигалку, чтобы разогреть заледеневшие пальцы.

— Инфляция! — он театрально вскинул взгляд к небу. — Это последнее, что может меня удивить. А вот вы, вы!

— Вы мне льстите. Я всего лишь прихожу сюда, чтобы привести мысли в порядок.

— Не думал, что у воспитанниц вашей области могут быть не в порядке мысли, — отпарировал историк-правовед.

— О! — я театрально вскинула взгляд к небу, вступив в эту негласную игру. — У нас мыслей так много, что порядок едва ли возможен.

— Как именно этот дурной ритуал приводит в порядок ваши мысли?

Я немного помолчала, разглядывая легкое облачко, летящее по небу. Три птицы мелкой стайкой перебрались на соседнее дерево. Студент в белых кедах остановился поглядеть в телефон. Машины одна за другой медлили перед незамысловатым элементом принудительного снижения скорости.

— За две минуты этого ритуала я замечаю больше, чем за два часа повседневной рутины. После такой активной концентрации внимания на пребывании в данном моменте, все сложности дня отсекаются до простого плана действий.

— Но можно ведь делать это без сигарет!

— Привкус потенциальной смерти раскрывает значимость момента, вам не кажется? — дипломатично улыбнувшись, я потушила остатки пылающего яда и покинула мой маленький остров.

Эти пять минут моей жизни теперь принадлежат неуступчивой Лете, и мне никак их не вернуть. С ней бесполезно спорить. Нет — так нет.

Стоит брать с нее пример